Долгая дорога домой [1983, худож. Э. П. Соловьева] - Анна Сергеевна Аксёнова

тем более, что пишется так, а говорится иначе, нет, снова за свое. Кто его любить будет, такого умника? Кто это захочет быть в дураках? Она выглянула из-за занавески и увидела Кузю и третьеклассницу Вику.

— Рябина? — удивилась Вика. — Это точно?

— Точно. У меня дома книжка есть про все деревья. Даже про пальмы.

— Ты что — любишь читать?

— Люблю. У меня миллион книг. А еще «Мурзилки», «Веселые картинки».

— Молодец, что любишь читать, — похвалила Вика.

И эта такая обычная вроде бы похвала вдруг вогнала Кузю в краску.

— Ты в каком классе учишься?

— В первом.

— Вот и правда молодец. В первом классе, а уже любишь читать. Наверное, отличник?

Кузина правдивая натура не позволила ему хотя бы промолчать:

— Нет, не отличник: я рисую плохо.

Но Вику это не обескуражило:

— Подумаешь. Ты разве художником будешь? Может, ты будешь летчиком. Я, например, тоже не умею рисовать, ну и что такого? Все равно я буду балериной.

— А я стражем природы, — сказал Кузя.

— Что такое страж природы? — заинтересовалась Вика.

Кузя стал объяснять.

Вике явно было интересно с ним. Они еще долго разговаривали, и, когда Кузя пришел наконец домой, Оксана поразилась его какому-то вдохновенному виду.

Утром он, как всегда, уныло, нехотя стал собираться в школу. Нехотя натягивал брюки, слонялся по квартире, явно оттягивая время. Жалко было смотреть на него: как на каторгу отправляется. Ничего не имея в виду, так просто, чтоб подбодрить его, Оксана сказала:

— Сейчас тысячи детей собираются в школу. И Андрюша, и Славик, и Вика.

— Какая Вика? — быстро спросил Кузя.

— Какая же еще? С первого подъезда. С которой ты вчера разговаривал.

И ошарашенно стала следить, как заторопился Кузя. Он наскоро проглотил завтрак — Оксане пришлось его даже сдерживать — и лихорадочно стал хватать пальто, шарф, ботинки.

Они вышли вместе, и, пока шли к школе, Кузя сто раз успел оглянуться назад.

Но в раздевалке он опять скис. Оксана, кое-что намотав себе на ус из подслушанного вчера разговора, как бы между прочим, сказала:

— Я слышала, у вас в школе один мальчик стихи пишет, а по физкультуре у него двойка.

И увидела, что попала в цель. Кузя повеселел и довольно бодро зашагал вверх по лестнице.

Черт возьми, ругалась про себя Оксана, вот как приходится действовать, буквально настраивать на двойки. Правильно ли это? Педагогично? А если двойка не по рисованию, а по математике будет, тогда что? Тоже наплевать? Но ведь не убивать же себя из-за этих проклятых отметок?

Вечером, когда легли спать, она поделилась своими сомнениями с Николаем. Он долго молчал. Оксана чувствовала, что его этот вопрос всерьез обеспокоил и что он думает над ответом.

— Честно говоря — не знаю, что делать. Может, на классном собрании поднять этот вопрос? Или к директору пойти, раз ты учительнице не доверяешь.

— Нет, — запротестовала Оксана, — только не это. Заранее известно, что скажут и директор, и учительница, да и родители, — что надо подтягиваться, что надо развивать все стороны личности… Старая песня. Никто не поймет, что Кузе, чтоб мало-мальски научиться рисовать, надо тратить массу времени на это. Ну нет у него этих способностей. И вот я буду сидеть над ним с ремнем и заставлять часами рисовать, когда у него аллергия на карандаши и краски. А дура учителка смеется над его рисунками, причем вместе с классом.

Николай вспыхнул:

— Как смеется? Ты что?

— Да я же тебе говорила, только ты тогда внимания не обратил.

— Все. Завтра же пойду поговорю с ней.

— Поговоришь, а она потом будет зло вымещать на ребенке.

Николай все-таки сходил в школу. Пришел расстроенный и обмякший, видно уже перегорел по дороге домой.

— Ты представляешь: в классе сорок четыре ученика. Что она может с ними сделать? Она говорит, что дети у нее хором уроки отвечают.

— Что за глупости, как это хором? — удивилась Оксана.

— Я тоже сначала не понял. Объяснила: задает им на дом стихи, на другой день надо проверить, как они их выучили, — подымает весь класс, дирижирует и смотрит, кто запнулся.

— Мало ли, запнулся! Запнулся, а потом вспомнил.

— Откуда я знаю, — с досадой оборвал Николай. — Вижу только, что и ей нелегко.

— Ну хорошо, ей нелегко, а про Кузю ты все-таки говорил?

— Конечно, говорил.

— Ну?

— Ну, как ты и предвидела: у нас, мол, общеобразовательная школа и дети должны учиться делать все. Надо дома побольше помогать, и тэдэ и тэпэ. А если у него какие-то особые способности — отдавайте в специальную школу.

— Откуда же я знаю, куда его отдавать? Он стражем природы хочет быть, так что мне с ним — ехать искать биологическую школу?

Оксана чуть не ревела от досады и безвыходности. Николай пригладил ее волосы:

— Не расстраивайся, обойдется. Она все-таки усекла, о чем я толковал.

Оксана вдруг вспыхнула:

— Сколько раз просила: не трогай мои волосы. У меня в каждом волоске нерв сидит, а ты…

— Так побрей их! — разозлился и Николай. — Не нервы — дурь в каждом волоске.

Дернул с вешалки пальто и выскочил на улицу.

Оксана долго ревела, благо Кузи не было дома. Можно было даже тихонечко повыть: это как-то помогало. Как будто в груди медленно таял горячий ком.

А Кузя совсем переменился.

Если раньше его не очень тянуло во двор, то теперь он часами пропадал там. А если сидел дома, то чаще всего околачивался возле окна и вдруг летел к Оксане, просился гулять. Оксана без труда разгадала его секрет: все дело было в Вике. Стоило ей выйти во двор, и Кузя сразу торопился туда же.

Вика играла с подружками в классы, в мяч, в куклы, а Кузя стоял неподалеку со своим неразлучным автоматом и делал вид, что это он так играет, — может быть, он часовой и ему положено стоять на одном месте. Оксана видела, как он кидал быстрые взгляды на Вику, тут же отводя глаза в сторону.

Сначала ей смешно было наблюдать за этим, потом пришла досада: дурачок какой, стоит, мерзнет. Сколько Оксана ему ни говорила, чтоб он двигался, бегал, он стоял как приклеенный. Приходилось одевать его потеплее. А девочки даже и не замечали его.

Но все-таки им пришлось обратить на него внимание.

Они играли в мячик, мяч покатился по асфальту в сторону толстого задиры Лешки Смолина. Тот схватил мяч и стал подбрасывать высоко вверх. Мяч мог улететь на крышу гаража, откуда девочкам конечно бы не достать его, и они, как синички, стали налетать на Лешку,